О звёздочке Нонна Терентьева
Советская Мэрилин Монро и Марлен Дитрих в одном лице, так называют Нону Терентьеву в девичестве Нонну Николаевну Новосядлову. В этих аналогиях с самыми яркими женщинами планеты, не внешние параллели, а содержательные – тот эффект который она оказывала на публику, на знавших её людей. И то, что она осталась кулуарной звёздочкой Советского Союза не её вина, а судьба. Мимолётная слава, поцеловав, на заре карьеры упорхнула за горизонт, оставив лишь стремление догнать.
Терентьева покоряла сердца мужчин и женщин на экране и в жизни. Никто не мог пройти мимо равнодушным. Одни преклонялись и вожделели, другие ревновали и завидовали. Она завораживала публику, исполняя не только англоязычный репертуар Эллы Фицджеральд, Дюка Эллингтона и прочей мировой эстрады, но и русские народные песни. Без преувеличения можно назвать её если не самой, то уж точно одной из самых шикарных актрис отечественного кинематографа. Даже по критериям сегодняшнего гламура, она продукт 60-х ни йоты не уступит глянцевым звёздам современности.
Может ей не хватило удачи, чтобы вспыхнуть сверхновой, может природный максимализм не позволявший сниматься во всём и у всех, кто, что предлагает, становясь привычной зрителю и раскрывая свою разно плановость режиссёрам. А может она просто не смогла переступить через себя и не хотела переламывать милый сердцу свой имидж изысканной красавицы. Но, на сегодня это всё не так уж и важно. Да, у неё не так много ролей в кино, и единицы главных, и единственное амплуа, в котором она запомнилась широкой аудитории – женщина-вамп. Но как бы там ни было, она оставалась на высоте, с лихвой перекрывая пробелы своим шармом и изяществом женской красоты и, конечно, характером, благодаря которому осталась в памяти миллионов без страха и упрёка.
Терентьева родилась в начале Великой Отечественной войны в феврале 1942 г. в столице житницы Закавказской нефти – Баку. Мать Нонны (Антонина Фёдоровна), чьи родители переехали в Азербайджан, спасаясь от голода 1930-х годов, охвативший многие молодые республики советской России, – на момент рождения девочки, была перспективной актрисой местного театра. Встретив юного красноармейца (Николая Самсоновича Новосядова), она связала с ним свою судьбу и последующие более шести десятков лет они прошли вместе. Ради семьи мать Ноны отказалась от актёрского поприща, посвятив себя мужу и детям.
Первые годы будущей покорительницы сердец мужчин не только Советского союза, а как показала жизнь и заморских, но об этом позже, прошли на булыжных мостовых прикаспийской столицы, на улицах которой, в те годы, верблюды встречались так же часто, как авто и трамваи. Эхо раздирающей СССР и Европу мировой войны, конечно, доносилось до жителей Страны огней[1], но в достаточно приглушённом виде, так что детство Ноны было, для тех лет, можно сказать, благополучным. Мама, служила в театре, и частенько, чтобы не бросать маленького ребёнка одного дома, брала с собой на работу.
Так с малолетства проводя много времени за кулисами, в девочке зародилась любовь к сцене, и никакого иного будущего для себя она уже не видела. Оставалось только определить, с каким видом искусства её свяжет судьба. Ребёнок был талантлив, разносторонен, у неё получалось не только лицедействовать, а имея хороший голос, неплохо петь, будучи от природы пластичной она отменно танцевала.
По окончании войны, Николая Новосядова направили служить в Румынию, куда следом за мужем и отцом, переехали мать с дочками. Школа при военном гарнизоне для офицерских детей, территория воинской части, за пределы которой без сопровождения взрослых выходить запрещалось, всё это конечно накладывало свои штрихи воспитания. Но зато на территории, отведённой советским войскам, семейство Новосядловых себе ни в чём не отказывало. Их жизнь, можно сказать, имела оттенок аристократизма.
В распоряжении Нонны был целый этаж из более десятка комнат. Мама время от времени для личного состава давала концерты русских народных песен, причём сама себе аккомпанировала: могла на гитаре, а могла и на балалайке. На этих вечерах собирались лучшие люди не только от Советской Армии, дислоцированной в тех краях, но и местная элита.
При офицерском клубе работали разные кружки. Под руководством офицерских жён, которые на личном энтузиазме занимались с детьми, развивая их таланты, закладывались основы будущих личностей. В школе среди преподавателей тоже были неординарные люди.
Нона же мало того, что занималась хореографией, вокалом, литературой, к слову, один из классиков литературы Народной Польши[2] отметил способности девочки и подарил ей свою книгу, надписав: «Лучшей ученице Нонне Новосядловой», а ещё она регулярно устраивала домашние кукольные представления. В огромной квартире собирались не только друзья и знакомые её и её родителей, но и все соседи, не чуждые театральным утехам.
Но, вот прозвучал последний звонок – прощай школа, и Нонне вручили аттестат о среднем образовании. На этот момент, она с родителями жила в Киеве, куда был по службе переведён отец. Так пришла пора всерьёз задумываться о будущем и определяться с профессией. Ещё раньше она мечтала стать балериной. Даже написала письмо, Галине Улановой, рассказав ей о себе и вложив в письмо своё фото, попросясь в ученицы. И как не удивительно, Уланова не проигнорировала, прислала ответную записку: «Приезжай, Ноночка». Что или кто остановил тогда девочку от порыва стать танцовщицей? Ответ наверняка самый простой – не судьба, вот и не случилось.
Свой выбор она остановила на Киевском театральном институте имени Карпенко-Карого, но до этого успела поработать библиотекаршей, секретаршей и даже попробовать силы в режиссуре. Но, всё же сцена взяла своё, и начались годы осваивания актёрского мастерства. Тогда же, студенткой первого курса в Киеве она встретила Бориса Терентьева, молодого человека из совершенно другого, не театрального мира, но молодости и чувствам вполне достаточно, чтоб закрутить роман.
Это потом они поженятся, и Нонна Новосядлова возьмёт фамилию мужа, которую и сделает знаменитой. Это потом у них родится дочь, которую оба и каждый по-своему будут любить. Это потом у них всё и закончится, как у птиц с рыбами, которым не жить вместе, хотя природа знает исключения, когда разум побеждает эмоции, а инженеры живут с артистами.
А пока юность, клубок пылких страстей первой любви брал своё – восторг и упоенье, сомнения и ревность и далее по списку. Правда, с первых дней отношений между Ноной и Борисом незримо присутствовали третьи и это не только соблазнительная Нонина красота, притягивающая мужчин, как котов валериана, о которой впоследствии один из её коллег говорил так:
«Нонна была ошеломительно красива и бесконечно сексуально аппетитна. Много позже, когда она стала известной актрисой, красавицей, почти женщиной-вамп, у неё, пожалуй, не осталось даже десяти процентов того sex-appeal[3] того магнита-динамита, какие у неё были…».
Но, возвращаясь к третьим – это ещё и бич многих артистов, у кого-то это со временем рассасывается, у кого-то нет, но поначалу во всех живёт эта неуёмная жажда публичного внимания, являющаяся неотъемлемой частью стимула, заставляющего безоглядно жертвовать всем и вся ради преданности искусству.
Их развело в первый раз, менее чем через год отношений.
Киев. Бульвар Шевченко. Демисезон. Запутавшееся в ворохе облаков солнце кое-как ещё светит и даже по инерции греет. Выдохнувшиеся за лето тополя удручённо нависают, растопырив дрожащие на промозглом ветерке пальцы над беззащитной юной парочкой, сидящей на стылой скамейке. Прохожие, проходя мимо, нет, нет да бросят на них нескромные взгляды, привлечённые повышенными интонациями, нервными движениями, где всё выдаёт накал эмоций, приковывающий публику к сцене, когда Отелло расправляется с Дездемоной. Но вот, она встала и со словами: «Хватит, я больше не могу всё это слушать…, ты меня измучил», — быстрым шагом идёт прочь вниз по аллее в сторону Владимирской. Он не торопится встать и догонять. С чувством собственной правоты, остаётся сидеть, смотря ей вслед и, провожая взглядом, как она удаляется. А она, не оборачиваясь, не обращая внимания на холодок, дующий в лицо, подогретая возмущением, идёт к дому. Вот она свернула на Владимирскую, он потерял её из виду. Откинулся на спинку лавки, кинул ногу на ногу и, чиркнув, затлел папироской.
В прихожей, ещё не успела снять пальто, а мама, уже смотря прямолинейно в глаза, без всяких обиняков обозначила факт вопросом: «Что случилось?»
— С Борисом опять поссорились…
— Всё тоже?
— Да, снова после института трое на крыльце стали липнуть
— И что?
— Ну, а тут Борька приехал. И давай обвинять, обозвал вертихвосткой…
— А, ты?
— Да, объяснишь ему… в первый раз, что ли ругаемся… если честно, так он сам…, — но договорить не успела, мать махнула рукой.
— Ладно, ладно, пойдём в комнату, — и, не дожидаясь, пока дочь снимет туфли, прошла в гостиную и села на диван. Девушка, глубоко вздохнув, всунула ноги в тапки и пошла следом.
— Знаешь, — начала женщина, когда дочь присела на краешек рядом, — житья тебе с ним не будет. И учёба твоя пойдёт вся насмарку.
— Но, он же любит, я знаю…
— Я тоже…, но, сколько месяцев, а всё одно и то же… Вот у нас с твоим отцом…, — но осекшись вернулась по существу, — как ты училась в школе, а как сейчас? Видишь?
Девушка, молча, взглянула исподлобья на мать.
— Ну, что ты молчишь?
— Вижу… Но, он же знает, что все эти ухажёры – ерунда.
— Я не знаю, что знает он …, зато тоже вижу! И меня не радует твоя перспектива. Если так дальше пойдёт, лучше брось театральный – не позорься…
Девушка дрожащим голосом выдавила:
— Нет, нет, возьму себя в руки, мама, обещаю…, начну учиться,- она была на грани. Ещё подтолкни и на белоснежной кофточке появятся разводы слёз.
Мать, пододвинувшись к дочке, обхватила её за плечи, прижав к себе.
— Ну, ну… Послушай, я хочу тебе кое что предложить.
— Что? – голос прозвучал безучастно, впрочем, как и вскинутый в сторону матери взгляд.
— В Москве поучиться, ты как?
Тут глаза девушки заблестели, лицо прыснуло радостью, она оживилась:
— Поехать летом поступать?
Мать промолчала, выдерживая паузу по всем канонам жанра, и совершенно в обыденной манере произнесла:
— Зачем следующего года ждать? Лучше же в этом, правда? – тихая улыбка легла на её лицо.
— Но, как же? Набор ведь давно закончен! – воскликнула девочка.
— Ничего, что-нибудь придумаем! Ты-то, как, за?
— За? Конечно, за!
Этой же зимой мама привезла Нонну в Москву. Освоиться в столице помогли кумиры советского кинематографа Герасимов и Макарова. С Тамарой Макаровой мать Ноны, бывшая артистка театра Азизбекова[4] познакомилась ещё до войны во время дней азербайджанского искусства в Москве. Тогда она шестнадцатилетняя девчонка произвела впечатление на уже состоявшуюся актрису и вот спустя более двух десятилетий её дочка также покорила Макарову. Герасимов был готов взять девочку на свой курс, но лишь в следующем году, но мать затягивать не хотела, так что был оформлен перевод из Киева в «Щуку»[5], где Нона стала сокурсницей многих в будущем знаменитостей.
Так начались самые яркие годы в жизни Терентьевой. Студенчество, толпы ловеласов, ходивших по пятам, тогда восхищавшиеся ею не за образы воплощённых роковых красавиц на экране, а приклонявшиеся перед её естественной природной красотой. Так вспоминал о ней один из её тогдашних знакомых:
«Её лицо… Оно было безупречно устроено и напоминало образы светловолосых мадонн, вызывая восторг и отчаяние юных поклонников».
Но эта мадонна благодаря своей натуре, воспитанию и уму могла устоять перед всем этим ежедневным оглушительным напором и не потерять равновесия в окружившей её богемной жизни. Если надо, то она убегала из института через чёрный ход, чтобы не сталкиваться с навязчивыми кавалерами, и не стремилась в шумные компании, предпочитая любознательность эмоциональности, да, и вообще, жила на своей волне, как бы сказали сейчас, была не тусовочным человеком.
Может быть именно в детстве, мотаясь с родителями по гарнизонам, куда назначали отца, видя пример, нравственной семьи, преданной и любящей матери, и сформировался её мужественный, принципиальный характер, устойчивый к непродуманным порывам, не ищущий компромиссов с совестью и не приемлемый к проявлению слабости. Отсюда и контингент тех поклонников с кем она сближалась. Это были люди, которые тем или иным образом могли обогатить её как личность. Вот строки одного из её воздыхателей тех лет.
За театром Вахтангова есть переулок —
между старым Арбатом и новым Арбатом,
где, шалея от ревности, юный придурок,
я полночи маячил в подъезде щербатом.
И пока совершались события в мире
и влеклись к коммунизму народы Союза,
без особых претензий, на съёмной квартире
проживала звезда театрального вуза».
Игорь Волгин
Тогда же в студенческие годы начали появляться первые её роли в театре, кино. А по окончании института ей улыбнулась удача, и предложила на выбор две главные роли: в фильме Иосифа Хейфица «В городе С» и ленте Владимира Мотыля «Жени, Женечки и “катюши”». Терентьева выбрала мэтра Хейфеца с его экранизацией рассказа Чехова «Ионыч» и не прогадала. Уже на следующий год о ней заговорил весь мир.
Она представляла фильм на Канском кинофестивале, её фотопортрет получил первое место на фотовыставке ЮНЕСКО в Париже, а перепечатанный в «Звёздно полосатой»[6] газете уложил у её ног всех американских вояк. Голливуд и прочие западные студии и режиссёры наперебой пытались заполучить Терентьеву, бомбардируя приглашениями. Только вот политика партии, диктовавшая в те годы поголовно, как, кому, где, с кем и зачем жить и обрубавшая на корню все возможности сниматься в мире гниющего капитализма, прикрыла и ей эту дорожку.
К этому моменту она уже была Терентьевой, а не Новосядловой. Незадолго до её триумфального взлёта, Борис приехал в Москву и нашёл слова, чтобы увезти её из столицы в Киев своей женой, а ещё через пару лет у них родилась дочь. К сожалению, этого оказалось не достаточно, чтоб молодая семья не распалась. Вот как оценивал спустя годы произошедшее бывший супруг:
«Грехов было больше на мне. Я был в то время еще мальчишкой, многого не понимал. И сам пользовался каким-то вниманием. А красота женская, когда она рядом, становится привычной. В чем-то и она была неправа: ей казалось, что вот, дескать, приехала звезда из Канн, а я её ставлю к “вечному огню” газовой горелки. Уже потом, после развода, она мне звонила и говорила: “Боря, ты знаешь, я такой великолепный борщ готовлю. Почему ты так редко приезжаешь в Москву?”»
Около пяти лет длилась семейная жизнь Терентьевой в Киеве. За этот период она переиграла почти все ведущие роли в Театре русской драмы имени Леси Украинки. После же развода пришлось вернуться с дочкой в Москву. В первопрестольной за последующие годы она сменила несколько театров, но в силу своего характера, врождённой порядочности и не умению «работать локтями», распихивая конкурентов, не один из них ничего достойного её дарованию не предлагал. Да и в кино особо не складывалось.
Есть ли в этом чья-то вина или просто сошлись такие факторы, как: личностный вкус и привередливость к выбору сценария и режиссёра, собственное прочтенье материала и порой резкость выражений, всё это конечно сужало круг возможностей. Может именно поэтому в кино, и эксплуатировали только один её типаж – женщина-вамп. К слову, в те годы, не самый ходовой на экранах. Но, что делать, так и помнят её широкий зритель за пару, тройку фильмов, в образе страстных красавиц: «Крах инженера Гарина», «Транссибирский экспресс» и может быть ещё «Похождения графа Невзорова». Ну, а люди старшего поколения и те, кто связан с искусством кино, помнят очаровательного «Котика», в которого был влюблён чеховский Старцев. А так, что ещё? На ум сразу не приходит…
Никто сегодня не расскажет, как она сама переживала свой не удел. Да, она хорохорилась, порой подыгрывала иллюзиям, но сути своей не меняла и не подстраивалась под конъюнктуру. Однажды знакомый спросил:
«Твою мать! Ты такая красивая, что же не найдешь богатого мужика, который поможет тебе в кино сниматься?»
Ответ:
«Ну, не могу же я только из-за этого привести в дом чужого человека, у меня же дочка растет».
С восьмидесятых годов единственным её спасением стали разъездные концерты по просторам необъятной. На них она рассказывала о съёмках, закулисье, показывала мизансценки из спектаклей и фильмов и конечно пела, пела, пела. Её выступления у публики вызывали ликование, а у знаменитых коллег, порой ревность. Люди в зале частенько обращались к ней с вопросом: «Почему такая прекрасная актриса, так мало снимается?» Она же только улыбалась.
Всегда в форме, подтянута, не позволяющая себе плохо выглядеть, в шикарных нарядах. Несмотря на бедность, в которой жила последние годы, в маленькой квартирке на Большой Никитской, на сцене Терентьева оставалась королевой. В отсутствии денег сама шила платья, в чём по-прежнему помогала мама, а небрежно накинутая, видавшая виды шкурка песца, придавала налёт аристократизма. И, конечно, грация движений – всё это формировало не забываемый образ.
Терентьева относилась к той категории людей, которые не видят себя в старости. Она и не увидела. Она умерла в международный женский день 1996 г. на 55 году жизни, так никогда и не сыграв героинь старше 30 лет.
До последнего никого, не посвящая в историю своей болезни, она стоически держалась. Даже от самых близких она скрывала свою онкологию. Дочь вспоминала:
До последнего никого, не посвящая в историю своей болезни, она стоически держалась. Даже от самых близких она скрывала свою онкологию. Дочь вспоминала: «Мама, уже предчувствуя скорый конец, незадолго до дня своего рождения, в феврале, отправила меня в Германию. Она (теперь я это точно знаю) не хотела, чтобы я видела, как она умирает. Когда я звонила домой, мама каждый раз бодро рапортовала: «Всё в порядке». Только бабушка однажды не удержалась: «Что-то с мамой не то…».
Хоронили её за счёт благотворительных фондов и сочувствующих коллег. Прощание проходило в Доме кино. Народу было много. В зале звучала музыка, написанная самой Терентьевой к так и не увидевшему свет мюзиклу, её авторства.
[1] Поэтическое название Азербайджана
[2] Польская Народная Республика — социалистическое государство, существовавшее с 1944 по 1989.
[3] Сексапильность
[4] Азербайджанский государственный академический национальный драматический театр.
[5] Московское Театральное училище имени Бориса Щукина.
[6] Stars and Stripes — газета Минобороны США для военной аудитории, дислоцируемой за рубежом.
Ваш комментарий будет первым