В небе летит дирижабль с уборною
Во дворе Василий моется водою борною.
Полощет тряпье в корыте мать, причитая:
«Тем на нас срать, этому ж пиво хлестать. А мне до могилы без спасибо стирать»
Эх, доля… моя, твоя, — не воля…![1]
Гигиена или говоря по-нашему – чистоплотность, это та черта, которая является залогом здоровья. Уверен, это не требует доказательств, но, тем не менее, поговорить есть о чём.
В принципе и само слово говорит само за себя. Ведь в своём значении, звучащая калька с древнегреческого – Гигейя (гигиена) [2], это то самое и означает – «здоровье».
Но дело не в этом. Вернее, не столько и не совсем в этом. Дело в том, что на вопрос можно, а, может, уже и нужно посмотреть и шире, и глубже, и даже интригуя, — вдаль. Ведь если разбираться… то, что в индивидуальной практике, что в общечеловеческой, залог успеха – долгой и продуктивной жизни, лежит именно в ней в этой самой, в гигиене. В здоровье всех мастей и аспектов.
С каким КПД[3] она функционирует в организме эта гигиена, настолько и счастья будет отпущено. А нет, так сгинь иль отмывайся, до первоначального блеска, но в последнем есть засада – может быть и поздно. Хотя древние и ввели в обиход выражение «Лучше поздно, чем никогда»[4], но, на мой взгляд, тут надо смотреть по обстоятельствам, может случиться, что и не сработает…
Что там было сто тысяч лет назад[5] во времена разных «литов» и прочих древних времён[6], можно говорить лишь в рамках диспута между гипотез о жизни человека: его укладе и её продолжительности, а вот уже с момента как начали конспектировать события, можно что-то и утверждать, опираясь на относительно доказательную базу.
Так и я, говоря тут о пользе гигиены, буду опираться исключительно на задокументированные вещи. Согласитесь, что в наш век победившего просвещения обращаться к преданиям как-то уж банально.
Если убрать такие факторы, как пол и гены, ну и ещё по мелочи убрать всё то, что не зависит от sapiens и даётся Homo по природе, то останутся лишь те факторы, влияющие на жизнь человека, которые зависят исключительно от этой самой дамы – гигиены. Тут можно прямо по списку: детская смертность, питание, физический и мозговой тонус, долголетие (во всей полноте этого слова, прошу не смешивать с «возрастом доживания»), и актуальная поныне эпидемоустойчивость, и т.д. Не сомневаюсь, что во всём выше мной сказанном никакой новости ни для кого нет. От любой энциклопедии до специализированной научной статьи только об этом и талдычат. Новость, надеюсь, получится дальше.
Мне хочется несколько расширить и углубить ареал влияния Гигиены на… не побоюсь сказать тут с большой буквы… на Бытие. Недаром же в Бога её, гигиену эту, в своё время персонифицировали. Ведь хотя на первый взгляд эти греко-римские господа (Боги имеются в виду) очень дифференцированы по функционалу, но если приглядеться у них там по сути «один во всех и все в одном», настолько они все меж собой повязаны. Ну, и гигиена от них не отстаёт, распространяя своё влияние, перешагивая принцип «в здоровом теле здоровый дух и наоборот». Гигиена воздействует дальше тела и духа, вплоть до окружающей среды, событий, случая, а, значит, судеб.
Как уже говорилось, это справедливо не только для отдельно взятой личности, но и в более крупном масштабе. Но о более крупном, к примеру, как смертные грехи доводят до войн от дворовых до мировых поговорим в другой раз… Эта неисчерпаемая нива никуда не денется и будет кормить сюжетами художников всех видов, куда ни ткни пальцем в глобус. А уж тема здоровья нашего отечества настолько бедова, что чтоб полоскать её и с кушетки рыпаться не надо – само на тебя валится. Ведь у нас сегодня любому невежде легче злато звёзд нахватать за постель с демоном, чем Георгию свой нимб Победоносный подтверждать, пока его увенчанные орлы вражьим идолам кланяются. Так что обращусь я пока к судьбе рядовой особы. И к фактам.
Произошли эти события в советские годы. Хотя могу смело дать кому угодно и палец отгрызть, если подобного не было и ранее, и не происходит сейчас и не будет завтра. Просто, во-первых, задокументированные дела по таким вопросам если и заводят, то широкой публике не афишируют, а во-вторых, как утверждали древние греки – суть, как и идея, в зависимости от того, как падает свет, по-разному преломляется. А может, греки и не так говорили, за это не поручусь. По-простому же, — ябеда всегда чем-то да смердит. Ну, да ладно, перестаю умничать, начинаю рассказ.
Погожий солнечный день льёт поток радостных лучей в створы окон какого-то солидного института. Актовый зал переполнен восторженным светом. Все первые ряды кресел заняты коллегами, по большей части угрюмо уставившимися в пол. Редкие из них не отрывают глаз от сцены, где за столом президиума сидят несколько человек, а рядом, как провинившийся школьник, стоит седовласый мужчина.
Его кашемировый кардиган застёгнут на все пуговицы, шею чуть придушил синий галстук, оттенённый голубой рубашкой, руки засунуты в карманы брюк, измождённый взгляд упёрся в стенку в конце залы.
Тучный дядька, не вставая из-за стола, продолжает, обращаясь к «А»[7]:
— То есть Вы не отрицаете, что третьего дня встречались с «Б»?
— Да какое там встречался… он мне книжку зашёл вернуть, даже в квартиру не заходил, так на площадке перед дверью постояли, — тихо произнёс седовласый.
Женщина в бесцветном жакете строго силуэта, сидящая рядом с тучным в президиуме, перестав строчить в блокноте, подняла голову:
— И какую же Вы литературу распространяете среди сослуживцев?
— Да ничего я не распространяю…, — возмутился «А»
— Это Пушкин, «Моцарт и Сальери», там рисунки одного хорошего художника[8]… Вот «Б» и просил дать почитать, посмотреть.
— Ну, что там за художник с Пушкиным, это проверят, — женщина, выдерживая паузу, обвела сидящих в зале безапелляционным взглядом
— Все, небось, уж слышали, что вчера «Б» арестован.- добавила она, как зачитала приговор.
Если в каком-нибудь симфоническом оркестре, в пылу концерта у какого-нибудь скрипача, не дай бог, соскочит смычок, вспарывая ножом фальши музыкальное полотно, и дирижёр, хватаясь за сердце, побелеет, роняя из дрожащей руки свою волшебную палочку, то произошедший диссонанс, покоробит впечатление зрителя. А тут нет, наоборот. Прекрасный мартовский день сверкает проснувшейся весной, топя в блеске надежд цветущего будущего и этот оазис интеллигенции[9].
На улицах гвалт людей и машин, подзуживаемый ниспосланным природой вдохновеньем. Там на тротуарах возбуждённые крики детей, гомон спешащих по делам взрослых, одним словом – эйфория суеты, а тут в актовом зале… Безмолвная тишина, вспарываемая время от времени тяжкими вздохами. Лица в колоре палитры, которой славился упомянутый уже выше художник. И угрожающие речи накрывают со сцены. Казалось бы всё это должно вносить какофонию в атмосферу солнечного дня, царящего в этом зале. Ан, нет, в данном случае контраст лишь подчёркивает весь драматизм момента.
— Нам, в нашем учреждении враги не нужны, — подытожил председатель президиума, бросив на «А» свирепый взгляд: Будь Вы партийный, мы бы вас ещё из партии выкинули, а так предлагаю проголосовать, кто за увольнение товарища «А».
Холодное солнце, пронзая окна, слепило повисшую тишину, в которой кто бодро, кто нехотя задирал руки. Тучный товарищ удовлетворённо обводил взглядом достигнутое единогласие, как вдруг наткнулся на отщепенца. Молодой человек, сидящий дальше остальных, мял пальцы рук, не присоединяясь к протокольному единодушию.
— Товарищ Иванов, Вы, что не поддерживаете мнение коллектива? — интонация тучного звенела металлом.
Товарищ Иванов Иван Иванович и есть герой нашего рассказа. Молодой человек лет двадцати пяти плюс – минус, после университета. Попал в данный институт, ещё будучи аспирантом. И теперь благополучно трудился тут уже второй год. Нельзя сказать, что с «А» его связывали дружеские отношения.
Симпатия. Просто в аспирантуре один профессор свёл его с «А», когда потребовался редкий учебник. С тех пор у него и повелось брать время от времени у «А» книженции. Поскольку же наш Иван Иванович был человеком любознательным, то брал он самую разнообразную литературу. К тому же Иван Иванович страдал тем, что в народе когда-то называлось интеллигентностью. Он с ней ещё не научился сожительствовать, вот и сидел сейчас, прослушав призывы председателя собрания, маясь в душевной борьбе поднимать руку или нет.
На выходе из здания института, Ивана догнал «А».
— Напрасно Вы не голосовали. Всё равно ничего не измените, а себе жизнь попортили.
— Почему попортил?
— Теперь они Вас выслеживать начнут…, придушат.
Они дошли вместе молча до перекрёстка и Иван предложил:
— Хотите я Вас провожу?
— Да не геройствуйте…
Иван уже собирался повернуться, чтоб двинутся восвояси, как вспомнил:
— Я Вам должен ещё «…Хулио Хуренито…»[10] вернуть.
— Оставьте себе, а то привяжутся, что с врагом встречаетесь.
Придя домой, Иван достал «Хуренито» и стал листать. Книгу он давно уже прочитал, а вот отдать тянул. Сколько он так посидел, медленно переворачивая листы, вспоминая персонажей и улыбаясь остроумию автора, сложно сказать. Но тут хлопнула дверь в прихожей, и заскрипели в коридоре шаги соседа по коммуналке. Это был достаточно плотный и увесистый мужчина, так что половицам под ним приходилось тяжко. Он работал то ли в какой конторе, то ли учреждении – не понятно. Вдруг половицы затихли, Иван понял, сосед остановился возле их комнаты. В тишине прошло несколько минут, вдруг дверь приоткрылась, и голова соседа появилась в проёме:
— Иван ты дома, чем занимаешься?
От неожиданности Иван захлопнул книгу, да так резво, что ему показалось, будто пальнула пушка, он даже вздрогнул.
— А всё читаешь, понятно…, — ухмыльнулся дядька и голова его исчезла.
Когда дверь закрылась, Иван стал судорожно думать, что же делать с книгой. Оставлять её в квартире опасно. Первое, что ему пришло в голову это бросить её где-нибудь на улице. В голове мелькнуло: «Если выскочить сейчас, то он успеет далеко отбежать и вернуться до прихода родителей с работы». Но тут как ошпарило: «Ведь на форзаце[11] экслибрис[12] «А». А если книгу подберёт милиционер или ещё кто и начнут разбираться. Почему, как и зачем она там оказалась…» На это он пойти не мог. И тут его озарило – сжечь… Метнувшись тут же на кухню он схватил первую попавшуюся кастрюлю. Он так торопился успеть до прихода родителей, что не хватало выдержки размыслить. И вместо того, чтобы взять огромный таз, в котором мама обычно кипятила бельё и где можно было спалить всё разом, он схватил простую кастрюльку, в которой варят суп.
Вернувшись в комнату, он вырвал из книги несколько листов, чиркнул спичкой и поджёг их. Лист за листом он вырывал и подбрасывал в жаровню кастрюльки страницы книги. Но книжка была не из худых, и процесс затягивался.
Ему оставалось доделать какую-то жалкую десятую часть, когда он услышал лязг ключей, а потом знакомые шаги отца. Схватив чайник, он выплеснул всё содержимое в кастрюлю. Остатки книги он сунул под рубашку.
Мужчина, войдя в комнату, шмыгнул носом:
— Рукописи жжёшь?
— Да… вот… — замялся Иван, — от старых стишков решил избавиться….новый этап…
Отец усмехнулся, бурча под нос, — Дай Бог, дай Бог…. Вскоре пришла мать и вечер потёк обычным порядком.
На следующее утро Иван как обычно пошёл на работу в институт. Обрывки недожжённого он взял с собой. Его трудовая деятельность протекала в не очень большой комнате, в которую было впихнуто четыре человека. У каждого стол с одной, двумя пирамидками книг и россыпь бумаг. Иван, пройдя к своему месту, машинально сел, открыл какую-то книгу и, уткнувшись в неё, сделал вид, что читает. Для правдоподобия он даже взял чистую бумагу, как будто делал какие-то выписки.
Обычно все хоть и сидели, уткнувшись в свои дела, но изредка перекидывались репликами. Вяло, но витала живинка. В этот же раз в комнате висела гробовая тишина. Иван, по натуре наблюдательный, в этот раз погрузился так с головой в нервяк, что не замечал, как на него украдкой все поглядывают.
Прошёл час, а может, и больше. Всё это время Иван, не останавливаясь лихорадочно думал, как избавиться от остатков книги. Наконец он встал и, выйдя из кабинета, пошёл в сторону туалета. Там, запершись в кабинке, начал дорывать листы, превращая их в клочья и спуская в унитаз. Дело шло туго и затягивалось. Дожидаясь в очередной раз, когда вода наполнит бочок, Иван услышал, как кто-то вошёл в предбанник сортира и, подёргав ручку, стал плескаться в умывальнике.
И так трепеща всеми своими фибрами, тут Иван, не выдержав накала, наплевал на не добравшуюся водицу, поспешно дорвал остатки и дёрнул за шнур. Не дожидаясь, когда перестанет журчать, он выбежал, чуть не сшибая соседа по кабинету. Назовём его – товарищ «В». Так вот, этот «В» приветливо улыбаясь, не переставая мылил руки под краном, участливо спросил:
— Что-то Вы Иван долго, живот прихватило?
Ваню, стремящегося скорее вырваться из туалета, проскальзывающего мимо сослуживца, лишь хватило буркнуть, — Угху.
И не обращая внимания ни на что вокруг, он пулей влетел обратно в кабинет, где и прилип к стулу, продолжив делать вид, что читает.
Меж тем «В», не торопясь домыл руки и зашёл в уборную. Но никаких нужд он там справлять не собирался. С тем же самым добродушным выражением лица, с которым он приветствовал Ваню, он, засучив рукав, нырнул рукой в дырку толчка, откуда начал вылавливать обрывки недоспущенной книги. Наловив всё, не успевшее сгинуть в канализации, он аккуратненько уложил свой улов в приготовленную папочку и вернулся в кабинет. С той же милой улыбкой он молча просидел до конца рабочего дня. Один раз лишь, сострадательно спросив Ивана:
— Дорогой, Иван Иванович, у Вас всё в порядке, как-то выглядите сегодня бледно?
Тем же вечером «В» придя в общежитие, где он жил последние пять лет, по приезде в Москву, и, заперев дверь своей комнаты, чтобы не заглянул какой-нибудь доброхотный сосед, начал складывать пазл из своей добычи. Лишь хорошо за полночь он закончил сей труд.
Налил себе чайку и стал ходить по комнате – туда-сюда. После взял чистый лист бумаги и написал: «Заявление».
Немного посидел, хлебнул чаёк и продолжил:
«Я, член партии с 1918 г., как честный советский гражданин не могу мириться с проникновением в наши ряды подлых изменников родины. Вчера в нашем институте состоялось собрание, осудившее отщепенца «А», связанного с арестованным врагом народа «Б». Но я убедился, что остались ещё люди, вредящие строительству социализма в нашем государстве. Считаю своим партийным долгом заявить Вам, что мне известно: в н/институте работает «кандидат в члены партии» Иван Иванович Иванов, этот Иванов, не разоблачённый до сих пор двурушник, провокатор; занимается распространением запрещённых книг, тесно связан с контрреволюционно настроенным выходцем из дворянско-полковничей семьи «А»……..
……..Прошу Вас товарищи присмотреться лучше к Иванову, путём его проверки выявить истинное его желание проникнуть в ряды нашей партии, установить его действительную принадлежность и изолировать, если он опасен для нашего общества. Уверен, что вами он будет разоблачён»[13].
[1] Из народного фольклора.
[2] С большой буквы, потому что у греков, обожествлявших все вокруг и не только, была одноимённая богиня.
[3] Коэффициент полезного действия (КПД) — процент полезной работы от работы затраченной. Как пример, если КПД на 90% и выше, то всё ништяк, если 50% и ниже, то аут. Ну, а то, что между, говорят, — «дорогу осилит идущий».
[4] Выражение впервые было употреблено в книге Древнеримского историка Тита Ливия — «Истории римского народа», написанной в конце I в.д.н.э.
[5] Появление на земле вида Homo sapiens (человек разумный).
[6] Палеолит, Мезолит, Неолит, Энеолит, сюда же можно отнести Бронзовый и Железные века — исторические периоды на земле, характеризуемые по орудию человеческого «производства».
[7] Так как у нас история одного героя, а все другие персонажи фон, то имена давать им пустое – лишь голову забивать. Я их по мере появления по алфавиту рассчитаю. Первый, наш седовласый модник – «А».
[8] Книга «Моцарт и Сальери» – отдельно опубликованная одна из «маленьких трагедий» Пушкина была издана в 1917 г. в Петрограде Общиной Св. Евгении со вступительной статьёй известного пушкиниста Гершензона и рисунками Михаила Врубеля.
[9] Оксфордский словарь определяет интеллигенцию как «ту часть народа (в особенности русского), которая стремится к независимому мышлению».
[10] Книга Ильи Эренбурга «Необычайные похождения Хулио Хуренито», 1922 г. С 1930-х и до шестидесятых книга была изъята из публичного обращения в СССР, первые издания включали предисловие Н. Бухарина.
[11] Лист, соединяющий книжный блок с переплётом. Не содержит никакого текста.
[12] Знак, говорящий о владельце книги.
[13] Записано по памяти с документа и с немалой долей авторского восполнения.
Ваш комментарий будет первым