Нюра готовилась к Пасхе. Как и всё что она делала, она основательно делала и это. Начала готовиться заранее, не спеша, в соответствии с установленной ей же последовательностью. Нельзя сказать, что она была сильно верующая, но, отдадим ей должное, она, не вдаваясь во всякие религиозные подробности, испытывала перед церковью почтение. Да и традиции ей, как традиции сами по себе, как нечто имеющее корни и придуманные кем-то когда-то, и существующие сквозь времена, не смотря ни на что, а значит доказавшие право на незыблемость, всегда ей нравились. Она любила их соблюдать, чувствовала в них какую-то подспудную силу, да и для себя она видела в них пользу. Помимо поддержания единства семьи, формирования ближнего круга друзей, это ей позволяло обустроить какой-то свой уютный мирок. И ощущать себя своего рода мажордомом этого своего закутка, обособленного от планетарной колобродицы. Хотя чисто интуитивно слово скрепы ей претило, и она его не употребляла, может потому что уж больно частенько его полоскали на слуху в разных контекстах, но со смыслом его она была согласна. Задумываться над такими вещами, как подбирать для какого-то определения нужное слово, было не в её привычках. Нюра готовилась к Пасхе. Как и всё что она делала, она основательно делала и это. Начала готовиться заранее, не спеша, в соответствии с установленной ей же последовательностью. Нельзя сказать, что она была сильно верующая, но, отдадим ей должное, она, не вдаваясь во всякие религиозные подробности, испытывала перед церковью почтение. Да и традиции ей, как традиции сами по себе, как нечто имеющее корни и придуманные кем-то когда-то, и существующие сквозь времена, не смотря ни на что, а значит доказавшие право на незыблемость, всегда ей нравились.
Она любила их соблюдать, чувствовала в них какую-то подспудную силу, да и для себя она видела в них пользу. Помимо поддержания единства семьи, формирования ближнего круга друзей, это ей позволяло обустроить какой-то свой уютный мирок. И ощущать себя своего рода мажордомом этого своего закутка, обособленного от планетарной колобродицы.
Хотя чисто интуитивно слово скрепы ей претило, и она его не употребляла, может потому что уж больно частенько его полоскали на слуху в разных контекстах, но со смыслом его она была согласна. Задумываться над такими вещами, как подбирать для какого-то определения нужное слово, было не в её привычках. «Хотите, говорите скрепы, а я помолчу», — мелькало в голове. Она не заморачивалась, как это работает – скрепляет или цементирует, но ни сколько не сомневалась, что работает это без сбоев. Поэтому несколько праздников в году у неё были на особом щиту, и она регулярно превращала их в несколько больше чем просто семейные посиделки.
В её исполнении это было нечто большее, чем просто действо, но меньшее чем ритуал. Так сказать, импровизации на тему. Нет, она не звала никого специально в гости, не устраивала вычурных застольев, вечеринок, если только не возникала для этого какая-то оказия или ещё что-то сопутствующее, но зато у неё была своя фишка.
Она регулярно, когда приходила заветная дата, рассылала почтовые карточки. Ещё учась в универе, она где-то прочитала, что раньше это было популярно, и это её зацепило. Она кроме шуток видела в этом особый шарм, а не какой-то дешёвый выпендрёж или прямолинейное подражание старине.
Этот приём дружить ей был по вкусу, и к тому же она вносила в него свой изюм. Скорей всего это просто отвечало её художественной натуре, поэтому делала она это легко и с удовольствием. Она не любила слать безликие СМС-ки или ещё, какие коммуникэйшен, добивая их смайликами или заезженными мэмами. А с этими бумажными приветами у неё был связан целый ритуал: сперва, пройтись по магазинчикам, выискивая красочно иллюстрированные открытки, но при этом, чтоб без всяких шаблонных словес – так чистый лист. Потом, выделив специальный вечер, она садилась и сама выдумывала несколько душевных строк, три четыре не больше, излишняя писанина ей всегда претила. Правда, иногда, она поддавалась порыву и, взяв карандаш или фломастер, дополняла послание своим рисунком.
Сегодня она ушла с работы пораньше, о письмах у неё голова уже не болела – ещё несколько дней назад все было разложено по конвертам и отдано на волю почты. Из забот у неё оставалась только кухня. Все продукты были куплены загодя и спокойно дожидались своей очереди для изготовки. Правда, у неё в плане было ещё кой-куда заскочить, но это не требовало много времени, тем более эта обуза была приятная.
Ещё в начале недели, не изменяя себе, она до мелочей продумала свой праздничный наряд. Всё было подобрано, но, не хватало одной последней детали… Она видела себя в праздник в отрезном по талии платье, бирюзового цвета, с рукавами по локоть, но ей не недоставало главного штриха – к нему не было покрова. По её задумке он должен был быть не только на голову, но и, спустившись с плеч закутать руки по самые кисти.
Ей пришлось просидеть не один вечер, шерстя сеть, чтобы найти в каком-то магазинчике, то, что нужно. И теперь, по дороге домой, ей надо было заехать за заказанной шалью, которая лежала там на полке и ждала, когда её оценят, чтобы прежде чем выкупить, её хозяйка лично удостовериться, что размер в пору и оттенок тот, и что монитор не обманул. В этот раз монитор действительно не подвёл, и все пришлось в тон.
Она вошла в квартиру в хорошем настроении, с чувством искреннего удовлетворения, ведь всё схвачено. Переступив порог и бросив на тумбочку пакетик с обновкой, она быстро переоделась: треники, майка, и поспешила на кухню, где принялась за опару. В её плане было за вечер сварганить кулич, а с утра пасху, чтобы до обеда успеть в храм на освещение своих заготовок. Возясь с тестом, посетила мысль: «Хорошо бы Кирилла», — так звали её мужа, — «вытянуть на Пасхальную службу».
Поставив тесто подходить и принявшись за сухофрукты, цукаты и прочее, она вспомнила как пару лет назад они с мужем под колокольный перезвон и распевы, вышагивали Крестный ход.
Митьке, их младшему, тогда было два года, и она решила, что ему все эти ночные бдения будут тяжелы, ещё рановато. Зато Ленке, старшей, которой на следующий год было в школу, могло быть в самый раз. Поначалу, девчушка, действительно, с интересом наблюдала представление, но пройдясь кружок под хоругвями обмякла и закапризничала, поэтому они, недолго думая, махнув рукой на прощанье друзьям-приятелям, укатили.
Формально у них была многолюдная семейка, но по факту: дочка, сын, она, да муж.
Кирилл был из какой-то станицы с Таганрогского залива, приехавший покорять столицу и покорил. Она его родителей всего-то видела раз, три, да обчёлся. Приезжали на свадьбу – было дело, пару раз ездили к ним сами, но последний был ещё до рождения Митьки. У мужа ещё были братья и сёстры, но отношения не поддерживались – всё жили своей жизнью, без пересечений. У неё было не лучше, хоть и родилась и вся жизнь прошла тут, но мать умерла, когда она ещё училась в школе и выпускалась она, живя у бабушки. К этому времени отец благополучно строил новую семью, а потом он с новым составом, вообще уехал далеко, далеко и надолго.
Закончив нарезать цукаты, она задумалась, о том, как лучше организовать всех на поход к утреней с Крестным ходом в этом году.
Перебирая в голове варианты, машинально взяла пульт телевизора и, нажав кнопку, принялась перелистывать каналы. Как и ожидалось, ничего путного не попадалось.
Драйвовые фильмы экшен, пережёванные новости, сальные ток шоу – всё это было не её. Она любила разные познавательные документальные фильмы, не потому что это ненадолго расширяло её кругозор, просто из любопытства ей нравилось слушать о чём-то новеньком, о чём-то что имеет реальное отношение к жизни, а не постановочное. Так оказавшись в паузе ожидания, когда дозреет тесто, размышляя как лучше организовать поход всего семейства в храм, она, между прочим, жала кнопку пульта, устремив взор куда-то в себя как в окно. А к, висящей на стене плазе, не фокусируя зрение, просто прислушивалась, что там вещают. Этого было достаточно, чтобы принять решение – скакануть дальше, сменив канал или остановиться.
Вдруг до её слуха донеслось:
«Пасха – древнейший праздник», — в её глазах блеснул огонёк, — «…уходящий преданиями в первое тысячелетие до нашей эры…».
Она обратила лицо к телеку и увидела сменяющиеся картинки какой-то пустыни, древних росписей и всё это под голос диктора, явно намеревавшегося рассказать историю этого праздника от печки до наших дней. Она отложила пульт, бросила взгляд на стоявшее у плиты тесто, после чего уставившись в ящик, с интересом начала смотреть. В верхнем углу экрана была заметна бледная надпись — «Спас», увенчанная несколькими завитками, отдалённо напоминающими какую-то птичку.
Сначала Нюра смотрела, продолжая стоять возле столешницы, на которой была разложена утварь прерванной готовки. Но вскоре села и, подперев подбородок костяшками ладоней, вся поглотилась неведанной ей прекрасной сказкой. Она не следила за временем, ей показалось, что прошло минут пять, хотя на деле намного больше, когда повествование дошло до новой эры. В этот момент умиротворяющую легенду прервал бойкий голосок телемагазина на диване и понеслось.
В ассортименте предложений замелькали миксеры, тапочки, какая-то ювелирка, но Нюра не готова была уделять этому своё внимание и, встав, направилась щупать тесто.
К сожалению, довести до конца это дело ей не удалось. В тот момент, когда её пальцы коснулись поверхности, выросшей почти в два раза массы, её со спины настигло: «образок православный Покрова Пресвятой Богородицы». Следом же задорно погнали описание этого товара: «и ручная работа, и позолота, и миниатюрный рельеф», и чего только не говорилось, как только не нахваливалось, а уж от чего это спасёт, сохранит, так и перечислять до точки чернил дописать не хватит. Весь этот вывалившийся ушат инфы так бы и стёк на пол мимо ушей, как и прочая доселе накатившая на неё реклама, если бы не одно маленькое, но.
Но! Это «но», как показывает практика, и не просто наша с вами, а, между прочим, ещё и не одного столетия и не одного континента, против этого маленького «НО», не каждая хозяйка, да и хозяин тут не будет исключением, замечу, не по гендерному признаку проходит это деление. Так вот не каждый способен выстоять и не сломаться перед этим самым «но», и не пойти за ним на поводу, как бандерлоги шли за голосом Ка. Звучит же это «но» на первый взгляд безобидно: «купи один и получи второй совершенно бесплатно…». Хотя Нюра была умной женщиной, но не к её минусам будет сказано, не совершенной, и лично я, только «за» это. Согласитесь было бы, по меньшей мере, скучно, если было бы иначе и уж точно не о чем было бы мне тут писать. При всём при этом она у нас не просто прекрасная хозяйка, мать, жена и прочее, но и обладательница отличного голоса и в компании может слёту спеть любой шлягер, хоть этого века, хоть того, что всегда вызывает у окружающих восхищение и требует отдать должное не только слуху, но и памяти. Но давайте вернёмся к акции.
Как известно, условие наличия кусочка в мышеловке фатально лишь для мышей и прочих представителей животного мира, задавленных инстинктами, но не для их собратьев, обременённых интеллектом. И хотя человек несколько больше чем фауна, но гордиться пока особо нечем, ведь и дельфинам, медведям, и не одним им в этом списке, тоже недостаточно увидеть лишь сладкий кусочек в капкане, чтобы им соблазниться и добровольно шагнуть в ловушку.
Должна быть ещё и в тебе самом благодатная почва, чтобы блеснувшая перед носом приманка увлекла в западню. В Нюре она была. Совсем не то, что она долго в ней зрела и росла в её душе долгие годы до такого размера, что халява в несколько тысяч смогла её ослепить. Это не про неё, совсем наоборот.
Нюра, сбежав от бубнящей рекламы к своему тесту, чтобы тыкнуть его пальцем, сразу же вернулась к своим мыслям, отпущенным на перерыв историей Пасхи. Она вернулась к размышлению о Крестном ходе и как бы это обстряпать, какие доводы придумать, чтобы Кирилл не отвертелся, и они всей семьёй пошли бы на ночную службу. Вот тут то и прозвучало:
«эксклюзивная авторская работа, литьё, чернение…, на обратной стороне текст молитвы…, изображена самая почитаемая икона Пресвятой Богородицы…, защитит от несчастий и невзгод…»
Женщина повернулась лицом к экрану и замерла с не менее сосредоточенным видом, чем слушала до этого сказания о празднике. Когда озвучивающий рекламу артист подытоживал «… второй образок в подарок», — она уже набирала номер в телефоне.
— Алло, это теле-шоп?
— Да, мы рады, что Вы нам позвонили, — откуда-то принесла волна приветливый женский голос.
— Я только что видела Вашу рекламу образка Покрова Пресвятой Богородицы и хотела бы узнать, у Вас только к нему по акции, второй бесплатно?
— Скажите, пожалуйста, как я могу к вам обращаться, — продолжал лить елей голос из неоткуда.
— Анна.
— Очень приятно Анна. Если Вы уделите мне несколько минут, то расскажу Вам всё подробно.
— Слушаю Вас.
— У нас сейчас пасхальная акция, при покупке любого нательного образка, вы можете выбрать из предложенного списка второй бесплатно.
— А как я могу узнать, какие идут в подарок, а какие нет?
— Анна, с удовольствием хотела бы Вам всё об этом подробно рассказать…
И пошло поехало о Спасе Нерукотворном, о Казанской, Владимирской Божией Матери, Георгии Победоносце, Серафиме Саровском и прочих святых и угодниках. По ходу этого разговора, Нюра перешла из кухни в комнату, взяла чистый лист бумаги и, сев на диван, начала делать заметки. Закончив писать, она сказала:
— Спасибо, мне надо подумать, определиться, — с этими словами, она отбросила исписанный лист на журнальный столик, а сама стала гнездиться, поджимая под себя ноги.
— Когда Вам будет удобно, чтобы я перезвонила? – смачно продолжала заливать маслом мозги клиента, операторша колл-центра.
— Не беспокойтесь, я перезвоню Вам быстрее, — и, не дав собеседнице ввернуть слово, Нюра разъединилась.
Она застыла, обхватив руками колени, и сидела не шелохнувшись, забыв и о только что поведанных ей казнях египетских и, о том, как и почему Бог маркировал своих-чужих и обо всём прочем, чем была так увлечена до звонка в магазин. Она даже кулич и тот отложила на время.
Прошло минут пятнадцать, когда она склонилась над бумагой и проставила около четырёх строк цифры: «1, 1а, 2, 2а». После этого, взяла лист в руку и стала на него смотреть долгим взглядом, как на хорошего знакомого, которого провожает в дорогу. Наконец, нащупав в подушках отброшенный телефон, нажала повтор вызова. Заказ она сделала быстро, дольше пришлось обсуждать, не куда, а когда ей было бы удобно его доставка, но и это разрешилось.
На следующий день утром она стоит на лестничной клетке и отсчитывает положенное количество купюры курьеру.
— А это Вам, — протянула она ему, приготовленную накануне бумажку на чай.
За парнем ещё не приехал лифт, она кладёт коробочку с образками в сумочку и входит в прихожую, захлопнув за собой дверь.
— Кто это был? – крикнул Кирилл с дивана, продолжая смотреть какой-то деловой канал.
— Это мои подарки всем нам привезли, — ответила Нюра, подсаживаясь к мужу.
Он кладёт руку ей на плечи и, подтягивает к себе, спрашивает не ровным тоном:
— И по какому случаю и чем ты нас баловать собралась?
— В честь праздника…Пасха, — и ткнула пальцем его в лоб
— А вот чем и когда, ты узнаешь позже, — она выскользнула из его объятий и направилась к ждавшей её, не доделанной пасхе. Выходя из комнаты, притормозила в дверном проёме, и в пол оборота кинула ему серьёзной интонацией:
— Да, заруби себе, что мы сегодня все идём к полуночи на Крестный ход.
Кирилл неплохо разбирался в людях и хорошо знал жену. Они начали жить вместе ещё задолго до свадьбы, так что изучить её, у него было достаточно времени. Вот и сейчас, он с лёту понял, потому, как были произнесены её последние слова, что возражать не стоит.
Дальше день разворачивался по ею составленному плану. Поход за освещением своей кулинарии, что перепало и подаркам. Сперва, правда, батюшка упрямился, не хотел, мол, приходите на следующей неделе со своими тельниками, не до этого сегодня, но после настойчивого спича Нюры понял, что себе дешевле смягчиться и побрызгал веничком, что-то бормоча, не только на съестное.
Следующим пунктом её программы был семейный обед, а потом прогулка с детьми. Кирилл в это время поехал в один из крупных строймагов за какой-то отделкой. К слову надо сказать, что он был не только башковитый, но и рукастый. На майских праздниках Кира с Нюрой всегда брали несколько дней отпускных и устраивали себе десятидневку каникул, которые проводили в своём доме загородом. У них в мечтах было перебраться туда на постоянку, коммунальных препятствий в том не было, но в силу удалённости от города, они не могли себе этого позволить. Работа, работа, дорога, дорога, да и детей в школу надо водить. Конечно, дистанционное обучение тоже вариант, но может, потому что оба прошли сами через советскую школу, то отношение к этой моде их тоже объединяло. Они об этом особо не говорили, только раз перекинулись мнениями, так пару фраз в конце одной из которых прозвучало: «социализацию, думаю, отменять не стоит». И вот последнее в её списке на сегодня. Нюра под ночь, накинув обновку на плечи, взяв за руку Димку и пустив вперёд Лену, вышла из подъезда во двор.
— Карета подана, — с усмешкой сказал Кирилл, когда она, отворив дверцу на заднее сиденье их авто, усаживала туда детей.
До последнего момента она не могла решить, когда же ей подарить образки. Металась она между двух вариантов. То ли сегодня, сразу после шествия под крестами, то ли завтра, когда они всей семейкой сядут за завтрак дегустировать её вкусняшки. Даже, когда они вышли на круг, она, прижав к бедру ридикюль, в котором лежали образки, не знала, как поступит. Решилось всё, как обычно, само собой.
Одно на ложилось на другое и остался единственный верный вариант. Захныкал хотевший спать Дима, гудел толпившийся народа, вышагивая за спинами священнослужителей, ярче фонаря вспыхивали фотографирующие телефоны, всё это не способствовало формированию той атмосферы, которую она хотела видеть в момент поднесения своих даров. Так что всё органично перенеслось на утреннюю трапезу.
— Родные мои, я хочу, чтобы вы запомнили это утро. Это солнце, заливающее нашу комнату, свежий ветерок, как мы сидим сейчас все вместе и…, — под её мягкий, наполненный теплотой голос плавно покачивалась занавеска, как будто одобрительно кивая, её словам. Закончив свою небольшую речь, Нюра подошла к каждому и сама, повесив на шею образок, застегнула цепочку со спины. При этом, не забывала обнять и поцеловать.
И вот уже через недельку подступивший к границам столицы май, бескомпромиссно прибирающий всё в свои цветущие руки, смотрел с безоблачной высоты голубого неба, как удаляясь от железобетонного пятна, летит по шоссе хэтчбек.
За рулём Кирилл, рядом Нюра, за их спинами Митя с Леной. Они встали спозаранку, чтобы выскочить из города по пустым улицам и успеть, пусть с опозданием, но к завтраку на своей веранде.
— Стой, — гаркнул дпээсник и выставил восклицательный знак полосатого жезла перед вереницей, вяло двигающихся по обочине машин. В этот момент взвыла серена и, как со спринтерского старта, на скорость сорвалась скорая.
— Кто на этот-то раз? – спросила полицейского женщина, проходящая тут каждый день по пути из своей деревни до работы и обратно.
— Семья какая-то. Родители с детьми, похоже. Видать, на дачу ехали или ещё куда… разберёмся…
— Ну, и как?
— Да, вон двоих в больницу увезли, сказали, вытянут, а двое вон, — и он мотнул головой в строну одного большого, другого маленького чёрного пакета.
Женщина глубоко вздохнула и пошла восвояси, причитая: «Ох, и чёртов этот поворот…уж и со счёту сбилась, сколько он унёс…».
Ваш комментарий будет первым